Современный педагог – это ученый, который совершает открытия совместно с детьми, считает преподаватель онлайн-школы AHEAD Евгений Миронов. В интервью он рассказывает, как заниматься наукой по интернету, чем отличаются российская и британская школьные программы и многое другое.

–  Евгений, мне всегда было интересно, как люди становятся физиками, биологами и химиками.  Ты преподаешь все три научных дисциплины,  но как?  Я знаю, что в зарубежных странах они объединены в общий курс, но тем не менее…

В детстве я мечтал стать биологом. Чистым биологом. Я ненавидел химию, мне казалось, что логика решения химических задач перевернута. Физику изучал лишь из уважения к замечательному преподавателю. Думал, что закончу школу, пойду в университет, и буду наслаждаться любимой биологией. Когда мне было 14 лет, я поступил на (внимание!) биологическое отделение МАТЕМАТИЧЕСКОЙ школы при МГУ.  Думая, что это просто организационное совпадение, я отправился в Москву на летнюю школу. И вот, затаив дыхание, я вхожу в один из корпусов Института общей генетики. Каково же было мое изумление, когда вместо мышей и дрозофил я увидел там множество компьютеров!

То, что современная биология – это точная наука, было для меня открытием. А потом был шок от осознания, что все самое интересное происходит на стыке биологии, химии и физики. Аттестационную работу на выходе из школы я писал по физике. Тема: «Электричество в живых организмах».  Потом был университет, и где-то к третьему курсу я почувствовал, что влюбляюсь в… химию. Конечно же, я пошел писать дипломную работу на кафедру биотехнологий. И моим научным руководителем была доктор химических наук. Так я стал биохимиком.

Если в конце двадцатого века мне говорили, что будущее рождается на стыке наук, то сегодня уже я говорю своим ученикам, что будущее – за теми, кто научится масштабному видению, моделированию и пониманию процессов. Это, если хотите, коллективный разум: больше не будет великих ученых, будут великие коллективы, преуспеют те, кто сможет объединить совершенно разные направления научной мысли.

–  Метод научного познания мира, какой он? Когда детям можно начинать заниматься науками? Бывает ли рано?

Мы, взрослые, обладаем сложным теоретическим аппаратом, огромным опытом, вагонами знаний. Дети – чистый лист, в их мире еще нет многих ограничений, они мыслят очень смело, выдвигают невероятные предположения. Но без нас они не могут все это оформить так, чтобы можно было передать другим. Детство проходит, а бездна драгоценных идей остается где-то глубоко внутри. Трагедия в том, что большинство людей эту глубину так и не реализовали. Поэтому я верю, что современный педагог – это на полном серьезе ученый, который совместно с детьми формирует смелую научную мысль.

Нашему внуку сейчас четыре года. Наблюдая за ним, я еще больше убеждаюсь в том, что базовые предпосылки для занятий наукой формируются одновременно с обучением речи. Причем это не односторонняя связь, ребенок учится говорить, наблюдая, изучая причинно-следственные отношения между предметами и событиями.

Более того, изучая с подростками науки на иностранном для них языке (английском), мы формируем и развиваем речевые навыки, выявляем семантические связи между терминами и понятиями. Я думаю, неслучайно в британской образовательной системе изучение наук начинается с четырех лет. На мой взгляд, это время упускать нельзя, нельзя допустить формирование бытового языка, изолированного от научного процесса. Вместе с новыми словами ребенок должен впитывать в себя восторг от бесконечности познания мира.

– Что, с научной точки зрения, и так, чтоб это было верно,  можно рассказать семилетнему ребенку? Интересно ли тебе заниматься с младшими школьниками?

В семь лет способность к отвлеченному абстрагированию – довольно редкое явление. В связи с этим я скажу, наверное, крамольную вещь: нужно стараться меньше рассказывать семилетнему ребенку. Ему нужно, во-первых, показывать, давать прикоснуться к явлениям природы. А во-вторых, и здесь важно не перепутать, его нужно поощрять к тому, чтобы он рассказывал то, что он наблюдает в природе, на кухне или в лаборатории. В-третьих, пусть пробует объяснить происходящее. И вот тут, когда возникает интерес, можно немного рассказать. Тогда формируется личность, осознающая себя ответственным хозяином познавательного процесса. Тогда мы не будем бесконечно задаваться вопросом о секретах мотивации наших детей к учебе.

Моя история  отношений с младшими школьниками была несколько необычной. Многие годы я думал, что не знаю подхода к детям. Преподавал в старших классах, но в начальную школу – ни ногой. Три года назад директор школы, в которой я работал, убедила меня попробовать себя в роли преподавателя в младших классах. Я помню, что шел «первый раз в первый класс», ужасно волнуясь. Внезапно я открыл для себя целый новый мир. Мир детской мысли. Никаких границ, никаких тормозов, они задавали мне совершенно неожиданные вопросы, бесконечные «зачем» и «почему»…

Признаюсь, для меня этот бесконечный экспромт был непростым испытанием. Но оно того стоило. Видеть, как у малышей загораются глаза, когда их осеняет какая-нибудь новая идея – это награда. Видеть, как они растут, и шаг за шагом учатся взаимодействовать с нашим, взрослым миром абстрактных понятий , не теряя при этом детской свободы и простоты – это действительно интересно.

– Евгений, расскажи, пожалуйста, чем отличается подход к изучению физики, химии и биологии в российской и британской программах?

Идейные корни этих двух образовательных систем сидят глубоко в истории наших стран. Российская, а затем и советская школа формировалась в условиях информационного вакуума, отсутствия доступа к ресурсам. Не хватало библиотек, не хватало даже бумаги, моя бабушка в школе писала на полях газет. Я думаю, именно поэтому обучение в российских школах заточено под поглощение огромных количеств информации: мы заучиваем формулы, законы, определения, термины…

Я был несколько обескуражен, когда увидел, что в британских тестах детям дают готовые формулы. Просто подставь цифры! Для них неважно запоминание массивов информации. Британская программа, на мой взгляд, сосредоточена на умении ученика применить свои знания в жизни. Кажется, университеты с библиотеками в Англии были всегда. Запоминать было не так важно. Но империя должна была достичь края земли в короткие сроки, нужно было развивать технику, заселять новые земли. Все эти вызовы и сформировали британскую систему, где главное – умение применить информацию.

Поэтому российские средние классы кажутся более академичными. Но все резко меняется в старших классах. То, что изучают британские старшеклассники – это программа российских вузов. Интересно, что наши информационно подкованные ребята, попадая в научные институты Запада, зачастую показывают блестящие результаты. У истоков Силиконовой долины стояли именно они. Это наводит меня на мысль, что синтез этих двух систем даст взрывной эффект, мы получим целые коллективы умников, свободно говорящих по-английски, для которых при этом Periodic Table – это не просто таблица, а таблица МЕНДЕЛЕЕВА.

– Дистанционные занятия, какие они? Ведь по скайпу эксперимент не поставишь, лабораторию не оборудуешь, что вы используете в работе?  Ставят ли ребята дома эксперименты?

Между прочим, практика мысленного эксперимента – очень полезная практика. Мы учимся продумывать, моделировать эксперимент, анализировать данные, полученные «коллегами в лаборатории». Мы не просто учимся на дистанции, мы постигаем основы современных коммуникаций. Учимся работать в команде. Парень из Бостона, который встает рано утром, чтобы пообщаться со мной, никогда не будет мыслить категориями восьмичасового рабочего дня. Он уже сейчас понимает, что мир стал очень маленьким и без партнерства с теми, кто живет за океаном, мы уже жить не можем.

Мало кто имеет возможность в школе овладевать экспериментаторскими навыками. Если в лаборатории больше двух-трех человек, это означает, что больше половины учеников выпадут из процесса. Если, конечно, преподаватель не обладает сверхъестественными организаторскими способностями, и я перед такими снимаю шляпу. Открою секрет, практическим вещам многие из нас учатся по большей мере уже на предприятии, в научной лаборатории.

–  Домашние задания – это постоянная родительская головная боль.  Даже те ученики, которые учатся с удовольствием и всем интересуются, часто со скрипом делают домашку. Задаете ли вы на дом?  Можно ли жить без домашних заданий?

Мой принцип – без крайней необходимости домашние задания не задавать. Большинство моих учеников – обычные школьники. Они учатся 6-7 часов в школе, потом еще 3-4 часа с репетиторами, потом им нужно делать школьные домашние задания. И вот еще я туда же задаю свое. Конечно же, ученику просто физически не хватает сил с этим всем справиться. И вот он приходит на занятие с чувством вины… а то и вовсе придумывает причину, чтобы перенести занятие. Возникает немой конфликт между учителем и учеником, атмосфера нагнетается, эффективность занятий падает.

Для меня более важно, чтобы на мой урок ученик пришел без психологических блокировок, чтобы он эмоционально расслабился и перестал защищаться от новых знаний. Мы – партнеры, учимся вместе решать задачи, вместе тренируем интеллектуальные мышцы. Поэтому задания – только добровольно. Учимся здесь и сейчас.

– Рассказываете ли вы на уроках о популярных заблуждениях?  Обсуждаете ли новые технология и открытия?

Да, конечно. Мои ученики не будут лечить грипп антибиотиками. Я не боюсь говорить с ними открыто о том, как Global Warming превратился в Climate Change. Старшеклассникам, например, интересно разбираться в теориях эволюции и приходить к заключению, что дарвинизм не является актуальной моделью развития мира. Вы не поверите, но пустые клетки в моей старой любимой таблице Менделеева заполнил мой ученик. Прогуглил и вписал.

– Мне кажется, что любому ученику важно составить целостную картину мира, а не получить разные знания по химии, физики и биологии, да и самое интересное сейчас происходит на стыке наук. Помогает ли школьная программа увидеть картинку целиком, или для этого нужны специальные занятия?

К сожалению, даже британская science – это просто сумма трех составляющих: биологии, физики и химии. Школа не успевает за ускоряющимся развитием науки. Время фрагментарных исследований и разрозненной информации уходит в прошлое. Приходит время глобальных, масштабных систем, коммуникаций, партнерских сетей.

И вот здесь кроется причина, по которой я не называю себя репетитором. Я вижу себя в роли гида, который показывает взаимосвязи, утерянные традиционным образованием. И сейчас я с радостью и грустью наблюдаю, как некоторые мои ученики отправляются туда, где я не был. Они идут глубже и дальше, а я продолжаю выполнять свою миссию – закладывать базу и помогать ребятам заполнять пробелы, формировать мышление, которое поможет им достичь своего максимума.